По материалам работы «Политические репрессии против православного духовенства в Калмыкии в 20-30-е годы XX века» Сергей БЕЛОУСОВ, кандидат исторических наук
В церковном вопросе компартия всегда занимала антирелигиозную позицию, которая становилась все жестче и непримиримее. Религия была объявлена пережитком капитализма и потому подлежала уничтожению. Вместе с ней уйти в небытие должны были и служители культа, которые объявлялись контрреволюционерами и социально чуждыми элементами. Для давления на православных клириков и церковный актив государство использовало все имеющиеся в его арсенале средства и возможности. Например, служителям культа и членам их семей запрещалось участвовать в выборах в государственные органы власти. Православные клирики были обложены высокими налогами, не соответствующими их доходам. Это обрекало членов православного клира и их семьи на существование близкое к нищенскому. Если добавить к этому настоящую моральную травлю, развязанную против духовенства партийными органами в средствах массовой информации и в целом в общественной жизни, то становится очевидным тот факт, что быть служителем церкви в 20-30 годы XX века было делом непростым.
В таких условиях, чтобы оставаться верным своему призванию, требовалось большое личное мужество. Особая роль в борьбе с духовенством принадлежала органам НКВД и ОГПУ. Эти структуры не ограничивались отслеживанием ситуации в православных приходах, а специально занимались сбором компрометирующей информации на членов причта, внедряли в среду верующих провокаторов и тайных осведомителей. Этот процесс заметно ускорился после событий 9 марта 1925 года.
В тот день в селе Крестовом прошло благочинное собрание православного духовенства Калмыцкой области, где священники почти единогласно (18 из 19) высказались за переход с позиций «обновленчества» (инспирированного советским руководством лояльного режиму течения в РПЦ) на сторону Святейшего Патриарха Тихона. Сотрудники ОГПУ вскоре выяснили, что главным инициатором и действующим лицом, сумевшим убедить священников примкнуть к «тихоновцам», был благочинный приходов области священник И. Игнатьев. Калмыцкое ОГПУ возбудило в отношении него дело и добилось высылки из области.
В 1929 году в Калмыкии, как и по всей стране, развернулась кампания по закрытию церквей и хурулов. Власти закрыли православные церкви в селах Улан-Эрге, Троицком, Бислюрте (с. Воробьевка), Чилгире, Яшалтинском (с. Соленое), в поселке Калмыцкий Базар.
8 февраля 1930 года ОГПУ арестовало священника села Вознесеновка З. Медведева. На момент задержания ему было 40 лет от роду и он имел жену и четверых детей. До своего приезда в Вознесеновку, не имея специального образования, он за несколько лет прошел путь от диакона до священника села Шандаста (ныне село Богородское Ростовской области). Очевидно, Медведев был незаурядной личностью, о чем свидетельствуют факт приглашения его верующими села Вознесеновка и последующая его деятельность там в качестве священника. Возглавив приход, новый священник уже с первых дней показал себя человеком, неприемлющим политику советского руководства, и активным приверженцем религиозного возрождения в селе. В своих проповедях он критиковал советскую власть за гонения на религию и за коллективизацию, призывал молодежь не посещать культурно- просветительские и общественно- политические учреждения, считая их очагами духовного разврата, а в конце каждой проповеди призывал «…помолиться за всех расстрелянных, за повешенных героев гражданской войны, боровшихся за Веру и Отечество». Благодаря ему местное религиозное общество окрепло, в храм потянулась ранее колеблющаяся молодежь и возвратились даже несколько человек, ранее посещавших кружок «Безбожник».
Тучи над головой священника начали сгущаться с первых дней пребывания его в селе. Уже 27 марта 1929 года в ОГПУ для расследования поступила из редакции областной газеты «Красная степь» копия грозной заметки одного из селькоров «Помолимся за бывших прижимал», где Медведев, по существу, обвинялся в контрреволюционной агитации. Вскоре туда же пришло заявление Вознесеновской ячейки ВКП(б), жаловавшейся на то, что с прибытием в село Медведева резко возросло количество посещающих церковь и одновременно прекратился приток крестьян в колхоз. Жалоба на вознесеновского священника поступила в ОГПУ и от председателя церковно-приходского совета Элистинской церкви. Оказалось, что Медведев неоднократно приезжал в Элисту и агитировал верующих против обновленчества и местного обновленческого священника Д. Кириллова. Вознесеновского пастыря арестовали 8 февраля 1930 года, предъявив обвинение в антисоветской агитации. Его также обвинили в попытке сорвать первомайскую демонстрацию 1929 года и распространении в августе того же года ложных слухов о предстоящих репрессиях против кулаков. Надуманность этих двух обвинений была особенно очевидной. Во- первых, первомайская демонстрация в 1929 году совпала с главным религиозным праздником православных Пасхой, и священник в силу своего служебного долга, конечно, просто не мог поступить иначе, кроме как призвать верующих прийти в храм, что власти интерпретировали как подстрекательство к срыву демонстрации; во-вторых, слухи о предстоящем «избиении» кулаков, под влиянием которых они удалились из села, первым сообщил милиционер Картамышев, а не священник. 11 марта 1930 года З. Медведев был приговорен к 5-летнему заключению в концлагере.
В 1931 году подверглись политическим репрессиям священники и группа их сторонников сел Яшалта и Красномихайловка Западного района. Все три задержанных священника были не местными: Г.Е. Кебец родился в Минской губернии, И.В. Гайдай — в Киевской, Я.Г. Савченко — в Луганске. Ни один из них не имел специального церковного образования, священнический сан они приняли уже после государственного переворота 1917 года. Когда в Русской православной церкви вследствие массовых репрессий остро стала ощущаться нехватка профессиональных священников, ее пришлось срочно восполнять людьми, никогда не учившимися в духовных семинариях.
Гайдай и Савченко были уже осуждены в 1926 году на три года административной ссылки в Марийскую область за контрреволюционную агитацию в кубанских станицах. Отбыв положенный срок, в 1930 году священники поселились в Башанте, но пробыли там всего 3 месяца: в апреле крестьяне Красномихайловки пригласили Савченко пастырем в свой приход, а Гайдая — псаломщиком. Вскоре Савченко отказался от должности священника, и на его место заступил Гайдай.
В июне 1930 года в приход соседнего села Соленое прибыл назначенный епископом Ставропольским и Кавказским Серафимом новый священник Г. Кебец. На новом месте назначения он попытался оживить религиозную жизнь, и это крайне не понравилось местным властям. Яркие проповеди соленовского священника производили впечатление и привлекали массу верующих. Контрреволюционные мотивы власти усмотрели и в словах «Богохранимая страна Российская и верные чада eё», введенные священником по собственной инициативе в одну из главных молитв, которую пели, что многократно усиливало ее воздействие на присутствующих.
Священнослужителей Кебеца, Гайдая, Савченко арестовали в мае 1931 года. Поводом к их задержанию, как видно из материалов следственного дела, послужили антисоветские высказывания и участие во встречах на квартирах кулаков, которые власти окрестили нелегальными контрреволюционными собраниями. На этих встречах в узком кругу за чашкой чая присутствующими нередко высказывалось недовольство политикой советской власти в отношении религии и коллективизации. В заключительном обвинении Кебец и Гайдай выступали организаторами нелегальных групп в селах Соленое и Красномихайловское, проводивших систематическую антисоветскую пропаганду и ставивших задачу свержения существующего строя. 22 августа 1931 года «тройка» ОГПУ по Нижневолжскому краю приговорила Кебеца и Гайдая каждого к 5-летнему заключению в концлагеря. Что касается Савченко, то его за недостаточностью улик отпустили на свободу. Вполне возможно, что свою роль сыграл его добровольный уход с должности священника Красномихайловского прихода.
К началу второй половины 30-х годов XX века большинство православных приходов Калмыкии, несмотря на мощную кампанию против них, выстояли и продолжали функционировать. Советское руководство не собиралось прекращать борьбу с религией, и подтверждением тому стали последующие события. Во второй половине 30-х годов XX века государственный нажим на религиозные организации не ослабевает: храмы продолжают закрываться, а те, кто пытается этого не допустить, подвергаются репрессиям. Калмыкия в этом плане, по мнению властей, до середины 30-х годов отставала от других регионов, в том числе и от Нижневолжского края, куда она в то время входила.
По данным ОГПУ, к 1934 году из 19 действовавших до 1917 года православных церквей было закрыто всего 5, а из 62 хурулов – 21. же с конца 1937 года по Калмыкии прокатилась новая волна репрессий против священников и церковных активистов.
Так, 28 ноября 1937 года по обвинению в контрреволюционной деятельности был арестован священник Лаганской церкви А. Тимофеев. Он относился к числу людей, не принявших советскую власть, причем своего негативного отношения к ней он особо не скрывал. За свои убеждения он в 1930 году арестовывался, а в 1934-м был осужден. При втором аресте его обвинили в том, что он призывал верующих не ходить на собрания в религиозные праздники и критиковал колхозы. Коммунистов он называл врагами религии и в своих проповедях предрекал гибель советской власти за ее безбожие. Собранных улик оказалось достаточно, чтобы выдвинуть против священника обвинение в контрреволюционной деятельности и арестовать. 7 декабря 1937 года «тройка» УГБ НКВД по Калмыцкой АССР приговорила священника к расстрелу с конфискацией имущества. У отца Алексея Тимофеева остались вдова и семеро детей.
В декабре 1937 года был репрессирован священник села Улан-Эрге Н. Алексеев, возглавлявший приход этого села в течение семнадцати лет. Он родился в 1869 году в деревне Апраксино Санкт-Петербургской губернии в семье крестьянина-бедняка. В 18 лет будущий священник принял монашеский постриг. Судьба забросила монаха в Астраханский монастырь, где его застал 1917 год. В 1920 году Алексеева назначили настоятелем прихода в село Улан-Эрге. Когда начались массовое раскулачивание и закрытие церквей, священник, осознавая несправедливость вер- шившегося властями, принял сторону гонимых. Власти тогда Алексеева не тронули, но хорошо его “запомнили”. За иеромонахом установили наблюдение и прикрепили завербованного из числа прихожан тайного агента. Через некоторое время от него поступили сведения, что Алексеев намерен после завершения переписи населения СССР, которая выявит действительное число верующих, созвать собрание и избрать церковный совет, чтобы добиваться открытия церквей и возобновления деятельности религиозной общины. Куда более весомой оказалась агентурная информация о внезапно открывшихся симпатиях Алексеева к Троцкому. На фоне развернутой в то время кампании против троцкистов, это, безусловно, не могло пройти для него без последствий. Священника арестовали 23 декабря 1937 года и, обвинив в «…систематической контрреволюционной агитации пораженческого характера», приговорили к расстрелу с конфискацией имущества. Приговор привели в исполнение 31 декабря 1937 года в 2 часа ночи.
Декабрь 1937 года стал роковым для священников Сарпинского улуса К. Генерозова, И. Хохлова, В. Назарова. Самым образованным среди них был священник села Уманцево В. Назаров. Он родился в 1879 году в семье псаломщика Таганрогского округа, в 1905 году после завершения курса обучения в семинарии поступил в Московскую духовную академию, которую окончил в 1908 году. Приход села Уманцево Назаров возглавил в 1932 году, после того как был арестован и осужден на 5 лет по обвинению в контрреволюционной агитации прежний настоятель храма И. Хохлов. О последнем известно только то, что он был уроженцем села Вязовка Астраханской губернии и до своего назначения в 1919 году в приход села Уманцево был монахом Покровского монастыря города Астрахани. Третий участник следственного дела К. Генерозов происходил из известной в Астраханской губернии семьи потомственного священника. Его отец В. Генерозов считался одним из лучших священников в Астраханской епархии, получившим известность благодаря своей активной миссионерской и публицистической деятельности. Кон- стантин пошел по стопам отца, став священником. Во время Гражданской войны он служил письмоводителем в деникинской армии, за что в 1919 году был арестован чекистами и осужден на 5 лет. После отбытия срока К. Генерозов возглавил приход села Садовое Сарпинского улуса.
Все три священника близко знали друг друга и постоянно общались. Их дружеские отношения ОГПУ впоследствии использовало в качестве доказательства якобы существования созданной ими контрреволюционной группы. Против них выдвинули стандартные для тех лет обвинения. 28 декабря 1937 года В. Назаров, К. Генерозов и возвратившийся из мест лишения свободы И. Хохлов «тройкой» УГБ НКВД по Калмыцкой АССР были осуждены на 8 лет концлагерей каждый.
В 1938 году обрушился удар на религиозное общество села Тундутово. Тундутовская церковь к тому времени оставалась в Калмыкии единственной действующей. Уничтожить церковь власти решили с помощью ее священника E. Котова, с которым была проведена соответствующая подготовительная работа. В конце декабря 1937 года он объявил о сложении с себя священнического сана, после чего сельсовет запретил проводить в церкви службы. 8 января 1938 года тундутовский советский и партийный актив на общем собрании граждан села поставил вопрос об окончательном закрытии церкви, однако большинство присутствующих с этим не согласилось. Страсти особенно накалились, когда на трибуну вышел бывший настоятель храма Котов. Когда он предложил закрыть церковь, собрание буквально взорвалось и, не дав ему до- говорить, потребовало от него покинуть помещение под возгласы: «Долой с трибуны!», «Убить предателя!». Не добившись возобновления работы церкви, тундутовский церковный совет направил в Сталинград к епископу Георгию своего председателя М. Леденева, уполномочив его вести переговоры о присылке им нового священника.
Служить в селе был назначен опытный священник А. Прозоров, который, прибыв на место в феврале 1938 года, сразу же близко сошелся с церковными активистами и возглавил борьбу за открытие церкви. Борьба — это, впрочем, громко сказано, ибо трудно назвать этим словом встречи на квартирах у Прозорова, Леденева и Васильева десятка людей преклонного возраста, где много говорилось о несправедливом отношении советской власти к религии, критиковались коллективизация и другие мероприятия партии. Этим, в сущности, ограничивались все действия верующих. 5 июня 1938 года один из членов церковного совета А. Курдюбов попросил прихожанок А. Захарову и А. Сергееву собрать на следующий день женщин, чтобы всем вместе отправиться в сельсовет и потребовать открытия церкви. Примерно в два часа дня 6 июня около 50 тундутовцев, в основном женщины, двинулись от церкви к сельсовету. Там они потребовали от председателя сельсовета Черницына немедленно разрешить священнику возобновить церковную службу в храме, при этом некоторые женщины, как говорится в материалах следствия, угрожающе кричали: «…Открывайте церковь, иначе мы вам, сельсоветчикам, не дадим работать!» Сразу же после описываемых событий началось следствие над участниками выступления: допросам были подвергнуты его активные участники, уже в ходе расследования были арестованы и помещены в элистинский изолятор священник А. Прозоров, председатель церковного совета М. Леденев, православные активисты А. Жучкин, А. Курдюбов, Т. Васильев, А. Бутенко, Д. Чунихин, А. Сергеева. Всем им ставились в вину участие в церковной контрреволюционной организации, деятельность, направленная на открытие церкви, и антисоветская агитация.
Интересно, что большинство из перечисленных лиц, хотя и поддержи- вали выступление верующих, но сами в нем непосредственного участия не принимали. Не существовало в селе и церковной контрреволюционной организации, а были только люди, недовольные церковной и колхозной политикой советской власти. В момент ареста почти всем обвиняемым было за 60-70 лет. Тундутовских стариков наказали в назидание другим, чтобы никому более не пришло в голову защищать церковь и оспаривать, пусть даже и незаконные, решения властей. Приговоры им вынесли достаточно суровые: Прозоров и Леденев получили по 8 лет лагерей, Васильев, Чунихин, Жучкин — по 5 лет лагерей, Сергеева, Бутенко, Курдюбов — по 5 лет ссылки в Казахстан.
Тундутовские события завершили разгром православных приходов в Калмыкии: по официальным данным, на конец 1938 года в республике не функционировали ни одна церковь, ни одно религиозное общество, не имелось ни одного зарегистрированного священнослужителя. Последствия такой политики для Русской православной церкви были катастрофическими: потеряв подавляющее большинство храмов, кадры, церковь, по существу, лишалась возможности воздействия на широкие массы населения. Итогом стал отход большинства от религии и превращение коммунистической идеологии в доминирующую.
Отметим скоротечность следственного разбирательства (несколько дней) и суровость приговоров. Возникает вопрос о степени вины священников и адекватности наказания. Советские законы не считали отправление религиозных потребностей и связанную с ним профессиональную деятельность преступлением и поэтому не предусматривали за них наказания. Ни в одном из рассмотренных приговоров не говорится прямо о религиозной деятельности подследственных. Они обвиняются исключительно в контрреволюционной (антисоветской) деятельности.